Памятник этому человеку стоит рядом с Угличской ГЭС - скромный бюст на закрытой от посторонних территории. До сих пор нет общепринятой оценки его деятельности, да и не будет, наверное, никогда. Но его вклад в победу в Великой Отечественной войне – очень значителен.
Владимир Журин принадлежал к тому поколению студентов Санкт-Петербургского Политехнического института, которое осталось в истории мировой науки. Именно там и тогда профессора Михаил Шателен (один из авторов плана ГОЭЛРО) и Абрам Иоффе (тот самый «главный академик» из песни Владимира Высоцкого, на самом деле создатель советской физической школы) учили будущих нобелевских лауреатов – Петра Капицу и Николая Семенова. В стенах именно этого вуза физик Лев Термен в голодном 1920 году дал первый концерт на терменвоксе.
Владимир Журин закончил его чуть раньше – в 1918 (когда из-за голода и холода в институте оставили только старшекурсников). В начале двадцатых годов он отправился в Среднюю Азию – там после гражданской войны началось гидростроительство, призванное дать местному населению пищу, а стране – хлопок и энергию. В возрасте 35 лет он организует в Ташкенте Научно-исследовательский институт по изучению проблем водного хозяйства Средней Азии (позже - Среднеазиатский НИИ ирригации им. В. Д. Журина) и собирает сильную команду исследователей и проектировщиков, преподает в местных вузах.
Затем - загранкомандировка в Европу, изучение современной гидротехники, возвращение из нее в Ташкент и арест по делу «Промпартии». Эта кампания по борьбе с «вредителями» началась 15 мая 1930 года с «Циркуляра Высшего Совета Народного Хозяйства и Объединённого государственного политического управления» об «использовании на производствах специалистов, осуждённых за вредительство». Именно с этого циркуляра отсчитывается история так называемых «шарашек» - контролируемых органами КБ и НИИ, выполняющих стратегические задачи по созданию боевой авиации, атомного оружия и так далее.
Но к гидротехническому КБ Сергея Жука, проектировавшего Беломорканал, термин «шарашка» обычно не применяется, хотя в нем работали такие же ученые. В статусе заключенного профессор Журин провел три года, после завершения строительства канала вышел на свободу с орденом Трудового Красного Знамени – и так и остался в структурах наркомата внутренних дел, главного работодателя гидростроения в тридцатые годы. Силовиков органы имели в избытке, а вот грамотных инженеров, тем более изобретателей, им не хватало.
Дальше был канал имени Москвы. В 1937, сразу после его открытия, было репрессировано почти все его руководство – но Владимир Журин с 1935 года уже на Волге, где занимался проектированием Угличской и Рыбинской ГЭС. Это снова лагерь, где используется труд заключенных, но профессор и майор Журин уже по другую сторону колючей проволоки: в 1940 году он даже оказывается руководителем Волголага и Волгостроя. Впереди – пуски ГЭС и (судя по опыту канала имени Москвы) вполне возможные посадки с расстрелами; но все карты смешала война.
После начала войны у руководителя Волголага быстро кончаются люди – строительство останавливают, боеспособных забирают в армию – и появляются новые задачи. Например, организация противовоздушной обороны и маскировка ГЭС – по одной из рыбинских легенд, качество маскировки Журин проверял лично с самолета. Бывший шеф Журина по Волголагу Яков Раппопорт в эти дни возглавляет 3 саперную армию, сформированную в октябре 1941 года для строительства оборонительных рубежей к северу от Москвы – и берет Журина в свой штаб.
Но главная задача у ниженера-гидротехника в погонах НКВД осталась прежней – Углич должен был бесперебойно давать ток в Москву, а недостроенный Рыбинск как можно быстрее надо запускать. Что и было сделано в самые опасные для столицы дни: в ноябре 1941 года начал работу первый гидроагрегат, а в январе 1942 года и второй.
Что делать дальше? В связи с войной большая часть гидростроек свернута; лучшие кадры сосредоточены в Средней Азии, где строительство продолжается, и на Волхове, где восстанавливается работоспособность ГЭС, с которой энергия осенью того же года войдет в блокадный Ленинград. Что остается делать инженеру-гидротехнику, профессору и майору в одном лице в 51 год?
Но это решал не он, а за него. Руководство отправляет его главным инженером… в Нижний Тагил, где в 1940 году был пущен металлургический комбинат (тогда он назывался Новотагильским). Там уже работает его коллега по каналам и Волголагу Раппопорт, и перед комбинатом стоит задача – дать танкам броню. И инженер-гидротехник, у которого за десять лет работы в ГУЛАГе появились недюжинные управленческие навыки, входит в новую для себя отрасль.
Это сейчас комбинат заслуженно гордится тем, что в годы Великой Отечественной каждый третий советский танк был одет в броню, изготовленную в Нижнем Тагиле. А тогда при комбинате в январе 1942 года возникает сравнительно небольшой – по сравнению с Волголагом – Тагиллаг (максимальная численность – 43 тысячи человек). Он относился не к ГУЛАГу, а к ГУЛПС (Главное управление лагерей промышленного строительства), но смертность в нем была даже выше среднегулаговской – в 1942 году умер от голода, болезней и непосильного труда почти каждый второй. Люди тысячами умирали в тылу, но танки шли на фронт и одерживали победы.
После Тагила Владимира Журина отправили на строительство Широковской ГЭС на Урале, а затем снова вернули на Волгу, где надо было достраивать Рыбинскую ГЭС. Именно там уже после окончания войны, в 1946 году профессор (получивший звание генерал-майора) возвращается из органов в образование и науку – читает лекции на кафедре гидравлики в МИСИ и пишет научные труды, собирая воедино все, что он изобрел за долгие шестнадцать лагерных лет.
Ровно столько же ему жизни и оставалось. Умер Владимир Дмитриевич Журин в 1962 году.
